В 2014 году более заметным стал азиатский поворот во внешней политике России. Этому способствовало существенное ухудшение отношений РФ с Западом, происшедшее на фоне украинского кризиса, а также новые приоритеты в российской экономической дипломатии, в которых Востоку стало уделяться гораздо больше внимания, чем прежде.

В минувшем году продолжилось институциональное строительство евразийского вектора российской дипломатии: в конце мая между Россией, Казахстаном и Белоруссией был подписан Договор о создании Евразийского экономического союза. Одновременно были активизированы усилия и по отношению к отдельным азиатским странам. Так, в ходе визита российского президента в Турцию в декабре 2014 года было объявлено об отказе от строительства Южного потока и о намерении России построить специально для Турции трубопровод, в результате чего та, как ожидается, обретет роль транзитной базы для перепродажи российского газа в Южную Европу. Еще ранее, в начале августа, Россия заключила пятилетний меморандум с Ираном, предусматривающий поставку в эту страну российского оборудования и потребительских товаров в обмен на иранскую нефть.

Особенно наглядно российская политика на восточном направлении проявилась по отношению к Китаю. В мае «Газпром» договорился о поставках в Китай до 38 млрд кубометров газа ежегодно в течение 30 лет. А в начале сентября в ходе визита В.Путина в КНР была достигнута договоренность о строительстве газопровода «Сила Сибири» протяженностью почти в 4 тыс. километров.

Трудно ожидать принципиального пересмотра роли Китая в российских внешнеполитических приоритетах — его доля в российском газовом экспорте даже после выхода газопровода на проектную мощность составит не более 20%. Здесь важна долгосрочная перспектива: к 2040 году Китай, как ожидается, станет крупнейшим потребителем газа в мире. Значимость Китая для России стала определяться и тем обстоятельством, что эта крупнейшая в Азии (а в будущем — и во всем мире) экономика стоит перед острой необходимостью перестройки своего энергетического баланса — переориентирования с угла на газ.

Произошли подвижки и в военно-техническом сотрудничестве России и КНР. В ноябре 2014 года Россия заявила о готовности начать поставки в Китай истребителей SU-35, а также возобновить экспорт других видов высокотехнологичных вооружений, приостановленный несколько лет назад из опасений несанкционированного копирования российских ракетных технологий. Тогда же российский министр обороны С.Шойгу объявил о намерении провести в 2015 году совместные с Китаем военно-морские учения в Средиземном море и в районе Тихого океана.

Особая роль Китая в российской внешней политике проявлялась в минувшем году и в том, что прошедший в сентябре прошлого года саммит двух стран, символизировавший их политическое сближение, стал своего рода ответом на попытки Запада дипломатически изолировать Россию. Отказавшись поддержать западные санкции, Китай предотвратил своими действиями формирование синдрома окруженной крепости и таким образом обеспечил Москве что-то вроде психологической передышки. К тому же своего рода солидарность проявилась и на уровне массового сознания: судя по опросам, отношение к России в китайском общественном мнении, в отличие от большинства западных стран, на протяжении всего прошедшего года стабильно улучшалось.

Важнейшее место в азиатской дипломатии России традиционно занимает Япония. Не составлял исключения и прошедший год. Хотя в период украинского кризиса Япония и присоединилась к западным санкциям против России, по своему уровню и содержанию японские санкции были заметно слабее европейских и американских. Контакты между В.Путиным и С.Абэ, начавшись с личной встречи в ходе сочинской олимпиады в феврале (в условиях бойкота со стороны прочих западных лидеров), не прекращались даже в период санкционной войны: состоялось несколько телефонных разговоров, обмен личными посланиями, осенью прошли две встречи на полях крупных международных форумов. В ходе пекинского саммита АТЭС в ноябре стороны подтвердили намерение продолжить подготовку к визиту российского президента в Японию, намеченному на 2015 год.

Интерес к Японии как к крупнейшему экономическому партнеру, занимающему заметное место во внешнеполитических приоритетах России, был связан как с логичным стремлением диверсифицировать рынки сбыта энергоресурсов, так и с пониманием перспективы стабильной потребности в этих ресурсах, существенно возросшей после фукусимской катастрофы. В октябре Россия предложила Японии проект строительства газопровода длиной около 1350 километров, который бы соединил богатый шельфовым газом остров Сахалин с Хоккайдо, а в дальнейшем был бы продолжен до префектуры Ибараки к северу от японской столицы. Строительство газопровода позволит России нарастить свою долю на крупнейшем в мире японском внутреннем рынке газа до 20%.

События 2014 года ознаменовали собой качественный поворот в позиционировании Азии как наиболее перспективной сферы российской внешнеэкономической активности, что наиболее заметно проявилось в сфере энергетики. Однако, несмотря на неоднократные заверения российского руководства в необходимости такого поворота, в форме осмысленной, последовательной и концептуально оформленной стратегии он пока еще не закрепился. По сути дела, российская политика в Азии проявляется в виде долгосрочной и консолидированной стратегии пока только в отношениях с Китаем. По отношению к прочим же восточным партнерам России еще только предстоит определить их роль и место в своей внешнеполитической линии. Следует также обозначить идеологию и философию восточноазиатского вектора российской дипломатии, а также существенно активизировать тонус российского участия в различных многосторонних форумах, и прежде всего в восточноазиатском саммите, участником которого Россия является с 2010 года.

Дмитрий Стрельцов